Михаил Васильевич Калинин (на фото) родился в далеком 1923-м. Его семья – потомственные крестьяне. Его родина – старейшая деревня Скугры. Она тогда относилась к Псковскому территориальному округу Ленинградской области только недавно родившегося государства СССР.
«СССР являлся совершенно новым типом госу-дарственного образования, в котором была запрещена эксплуатация человека человеком, и действовал принцип «кто не работает, тот не ест». Разумеется, я узнал об этом, когда достиг пятилетнего возраста. Тогда же я узнал, что к периоду моего рождения закончилась Первая Мировая война, в России произошли революции и вызванная ими Гражданская война, в которой класс господ пытался отобрать государственную власть рабочих и крестьян. Слушая разговоры стариков, собиравшихся у деревенского пожарного депо (многие из них вместо ног имели деревянные протезы), летом 1929 года я уже знал, что все войны и революции затевают господа, а крестьянские мужики платят за это своими жизнями, оставляя вдовами жен и сиротами своих детей».
 
Часть1. Детство в эпоху коллективизации
Скугровский кулак
 
Примерно к шестилетнему возрасту Михаил Васильевич знал главные факты своей родословной. Его отец Василий Михайлович Калинин родился в 1885-м в имении помещика Лебедева. Бабушка рано умерла. Дед был дворовым плотником и столяром. Деда местный помещик (барин) насильно обвенчал со своей любимой горничной, девицей Варварой. Отец воспитывался в помещичьем имении, а барин и его жена были его крестными. Отец получил домашнее образование в барской семье и хорошо разбирался в агрономии, животноводстве, бухгалтерии. Знал русскую историю и культуру. Окончил все четыре класса Скугровской приходской школы. По поручению помещика совершал коммерческие поездки в Петроград, Москву, Рыбинск, на Кавказ. За хорошую многолетнюю службу барину  получал выходные пособия и на денежные вознаграждения  выстроил на месте старого здания, где много лет жили  крестьяне Калинины, новый   дом.  
Отец, Василий Калинин, возвратился в родные Скугры с царской военной службы осенью 1917 г. и вскоре заболел возвратным тифом. В тяжелой форме болезнь продолжалась всю зиму. Более-менее трудоспособным он стал только к осени 1919-го, а когда пошел на поправку, подал ходатайство с письменным согласием жителей деревни об отводе ему в собственность участка земли на праве отруба из расчета величины семьи в 7 едоков. Дновский Совет рабочих и крестьянских депутатов удовлетворил его ходатайство. В ту же зиму взял в долг у тещи и старшей сестры денег и купил в воинской части списанного мерина. К вес-не 1920-го он стал хлебопашцем. Убрал с земельного участка гранитные валуны, вырыл осушительные канавы. Создал трехпольную систему севооборота. По журналам «Наука и техника» и «Сам себе агроном» выбрал сельскохозяйственную технику. В 1923 г. Василий Калинин получил от местного Совета Народных депутатов четыре десятины пахотных земель, отведенных ему за счет малопригодных к пахоте земель имения, к тому времени уже национализированных у помещика. В 1924-25 гг. купил в Шведском торговом агентстве конные жатку, косилку, грабли. Это были дешевые и примитивные механизмы, но они повышали производительность сельского труда в 12-20 раз. Василий Калинин был уверен, что со своих четырех десятин земли (чуть больше 4 гектаров – авт.) он будет собирать 500 пудов (8 тонн – авт.) зерна. Так могло бы быть, если бы не…
«Президиум Дновского Райсполкома Псковского округа на заседании 8 февраля 1930 г., слушая вопрос о выселении кулаков из районов сплошной коллективизации, постановил признать Калинина Василия, жителя деревни Скугры, бывшего торговца, в настоящее время эксплуатирующего чужой труд и имеющего нетрудовой доход от эксплуатации сельскохозяйственных машин, подлежащим к выселению с конфискацией имущества». Куда выселять кулака, в Постановлении сказано не было. Но обычно местных раскулаченных отправляли на Кольский полуостров, где в тундре строился новый город Кировск.
 
Обстоятельства изменились
 
«События зимы 1930 года в моей памяти хорошо сохранились. О решении президиума Дновского Райисполкома в доме узнали сразу после праздника Сретенья Господня (в феврале – авт.). К нам пришли трое представителей сельсовета с целью описи имущества «выселенца». Один, одетый в армейскую гимнастерку и галифе, расположился на обеденном столе кухонной части нашего дома. Отец поставил перед ним чернильницу, а он положил к ней свой револьвер «наган» и приступил к писанию описи. Отец раскрыл свою, как он говорил, «амбарную книгу» и стал перечислять объекты личной собственности. Записывающий не сразу все фиксировал, а уточнял название и стоимость. Мне запомнилось, как он долго не мог понять, что такое дисковой культиватор, который в книге отца был назван «Рандаль». В материалах Псковского архива дисковый культиватор «Рандаль» жив и до сих пор, только под именем «Рояль»…
«На второй неделе марта вечером кто-то постучал к нам. Выйдя на стук в коридор, мать (Парасковья Ивановна в девичестве Сироткина – авт.) быстро вернулась и сообщила, что в специально созданной сельскохозяйственной коммуне «Свободное поле» готовятся на очередное раскулачивание: за воротами имения уже стоят более десятка запряженных саней, и группы коммунаров двигаются по деревне… Когда скрип саней, топот лошадиных копыт и голоса людей стали слышны в доме, мать снова вышла в коридор и откинула крючок у наружных дверей… С коридора вслед за вернувшейся матерью, вошло несколько мужчин. Впереди шел человек с револьвером в руке, похожий на человека, делавшего опись нашего имущества пару недель назад. Он подскочил к отцу и направил на его грудь револьвер. Отец спокойно произнес: «Чем могу служить вам, товарищ?!» В ответ раздалось: «Пойдемте с нами и откройте замки на дверях всех помещений». Взяв связку ключей, отец направился к выходу. Вплотную к нему шел человек с револьвером в руке. За ним шли все остальные, вошедшие в дом. Через несколько минут все возвратились, тут же стали входить новые люди. Человек с револьвером в руке распорядился: «Приступайте к выносу и погрузке».
Вынос имущества продолжался всю ночь. Уносили зерно, мебель, посуду. Утром человек с револьвером в руке сообщил отцу, что выселения как такового не будет: «Вы можете сегодня подать заявление на получение паспорта и, получив его, поступать на работу». Отец очень громко спрашивает его: «Кто же осмелился отменить решение райсовета, принятого в соответствии с законом, подписанным председателем Совета Народных Комиссаров Рыковым?» Я слышу спокойный ответ: «Решение райсовета никто не отменял. Все очень просто. Обстоятельства изменились»… Кто, что и для чего изменил обстановку в нашем государстве в начале марта 1930 г., для меня, тогда семилетнего мальчишки, осталось тайной на всю мою жизнь…
 
Новая жизнь
 
Судьба имущества, изъятого у Калининых, осталась неизвестной. Оно не попало в созданные колхозы.  Не было его и в коммуне «Свободное поле». «Тогда, в 1930 г.,
меня часто спрашивали, всю ли картошку у нас забрали коммунары, и услышав, что всю, с гневом в голосе говорили: «Ироды! Они всю ее заморозили и сгноили, а это был отменный сорт!» Одно  ведро картофельных семян отцом было
куплено в сельскохозяйственной академии. Картошка хорошо прижилась, и по вкусу и по урожаю превосходила все сорта, выращиваемые тогда в деревне.
Отец Василий Калинин вскоре получил паспорт и уехал в Ленин-
град зарабатывать деньги на жизнь семьи. По словам матери, он устроился в «Новой деревне» на завод, производящий цинковые белила. Отец был ограниченно годным к физическому труду: еще при жизни в имении у него был оторван большой палец на правой руке. Работал в охране. Жил в общежитии. Еженедельно он присылал открытки с извещением о своем здоровье, ежемесячно – посылки с вещами для детей.
Мать стала работать в колхозе на чесальной машине, ранее изготовленной отцом. При раскулачивании коммунары не могли вытащить машину из помещения, где она стояла. Она считалась конфис-кованной, но оставалась в цокольном этаже нашего дома. На чесальной машине мать и работала.
Вскоре Калинины освободили родной дом, так как население деревни было возмущено проживанием раскулаченной семьи в роскошном здании. Женщина с шестью
детьми переехала к незамужним
сестрам Кате и Саше, жившим по соседству.
«Помню пахоту, когда я, сидя на деревянном седле, управлял лошадью, а тетя Катя управляла сохой. Помню уборку ржи и возвращение в деревню уже в темноте. На одно-осной телеге тети Кати мы собирали камни и булыжники по полям и везли их на строительство дороги Дно – Порхов. Стальные шины колес телеги часто сваливались с подгнивших ободьев, и мы камнями наколачивали их. Будучи 8-9 летним мальцом, я сделал для хозяйства тети Кати борону, инструмент для рыхления почвы. Ее старая борона с деревянными зубцами сгнила. Я приделал к деревянному каркасу железные зубья».
Сестры матери были грамотные: умели читать и немного писать.  У них были книги. Большинство религиозных. Но я запомнил большой том Пушкина и такой же Алексея Толстого дореволюционного издания.  Множество стихотворений они помнили наизусть и старались, чтобы растущие в  доме дети их заучивали. С тех пор в памяти:
 
Вечер был, сверкали звезды,
На дворе мороз крепчал,
Шел по улице сиротка,
Посинел и весь дрожал.
Боже, говорит сиротка,
Я прозяб и есть хочу…
 
Сестра Саша была маленького роста, с искривленным позвоночником, свободно говорила на финском и немецком языках, и почти 20 лет прожила в семье русского дипломата в Хельсинках. В Скугры вернулась в 1926-м. В 1941-м обеих сестер немцы угнали в Прибалтику.
В 1933-м отец, Василий Калинин, из Ленинграда перехал в Новгородскую область на работу полевода в подсобном хозяйстве воинской части, дислоцированной в городе Боровичи. Тетя Катя запрягла исхудалую лошадь и отвезла сестру с детьми на станцию Дно. Семья со всем скарбом (пожитками) ехала в багажном вагоне. В Боровичском районе поселились сначала в пяти километрах от города, в большом селе, называемом Хоромы. Вскоре переехали на хутор Дерягино. Хутор был конфискованный. Его хозяева куда-то выселены. Он состоял из обширной пятистенной избы, большого скотного двора, сараев для сена и других мелких строений. Хутор располагался на берегу лес-ной речки в полукилометре от дороги Боровичи – Окуловка. Он принадлежал подсобному хозяйству воинской части. Сначала Калининых поселили в отдельной комнате, поставив в избе стенку из палаток, и мать была поваром для красноармейцев. Но часть вскоре демобилизовали, и семья расселилась по всей избе.

Часть 2. Школьные годы кулацких детей накануне репрессий
На хуторе Хоромы

Когда Калининых (потомственных крестьян) раскулачили, его семья (родители и 8 детей) переехала в военную часть на хутор Хоромы близ города Боровичи Новгородской области.
Дети Калининых ходили в Школу колхозной молодежи в деревне Жаворонково. Ходили получать начальное образование пешком по тропам через поля. Расстояние – 3 километра. 5-8 классы учились в деревне Загорье (чуть более километра от Жаворонково). Все Калинины учились хорошо и каждую четверть получали поощрительные премии в виде книг. При школе тогда были мастерские трудового воспитания: обучали земледелию, слесарному делу, машиноведению.
Трудовое воспитание было не только в школе, но и дома. Отец, Василий Калинин, втягивал детей во все свои дела: стрижку и ветеринарную обработку овец, лечение лошадей, строительство ограждений для выпаса скота. Летом дети часто пасли полковых овец и лошадей. Обязанностью мальчиков была доставка продуктов питания из города и главной конторы подсобного хозяйства. Продуктов везти надо было много. В стране еще действовала карточная система. Продукты нужны были не только Калининым, но, в первую очередь, красноармейцам, в военной части которых они жили, а также вольнонаемным рабочим. Двенадцатикилометровые поездки юных мальчишек за продуктами не всегда заканчивались благополучно: лошади распрягались, сваливались у повозки колеса, падали буханки хлеба. Но подростки умело решали эти проблемы собственными силами.
Летом в отделение приезжал на открытом «Форде» командир полка. Он подарил Мише и брату Саше казацкое седло. Верховые скачки были их любимым занятием. С легкой руки командира дружили они с мосинской трехлинейной винтовкой, которая висела на стене в избе и всегда была доступна. Сборку и разборку ее мальчишки изучили на «отлично» и неплохо стреляли.
 
«Воинствующий безбожник»
 
Осенью 1934 г. Михаил Калинин, пропитанный идеями газеты «Ленинская искра», стал организатором пионерского движения и «воинствующим безбожником».
«В отличие от Скугров, где прошло мое раннее детство, Жаворонково, Дерягино и другие соседние с хутором Хоромы деревни жили и мыслили по дореволюционному укладу. На организованные колхозы смотрели как на что-то временное. Население было поч-ти все неграмотно: газет и книг читать не могло, а о телефоне и радио еще и слухи не дошли. Вера в Бога считалась вечной и постоянной. Мои споры со сверстниками о существовании Бога заканчивались тем, что меня приводили к их родителям, а те, разобравшись в существе спора, спокойно выносили приговор: «Бог был, есть и вечно будет».
Учителя школы уклонялись от решающих высказываний на религиозные темы. Отец на вопросы о Боге обычно отвечал строкой Некрасова: «Что же все это народ сотворил?» У детей складывалось мнение, что навязывать им свои оценки жизни он не хотел.
Отец часто уезжал в главную контору для отчетов о проделанной работе. Однажды, в первых числах декабря, он вернулся очень поздно и сообщил сыну Михаилу, патрулировавшему в тот момент на лыжах хозяйство, что в Смольном убит руководитель Ленинградской парторганизации ВКП(б) Сергей Миронович Киров. Тогда повышенного интереса это событие у местного населения не вызвало, и в школе о нем не говорили. И в семье Калининых смерть Кирова прошла бы стороной, если бы не…
Примерно в конце января, возвратившись из главной конторы, отец рассказал, что его вызвали в городской отдел ГПУ (Государственное политическое управление при НКВД, занимавшееся преимущественно подавлением контрреволюционных выступлений – авт.). У него отобрали паспорт и потребовали возвращения в Скугры, на родину. С работы в подсобном хозяйстве воинской части его уволили. Во времена карточной системы это означало голодную смерть. Денег на продукты, на переезд не было. На следующий день Калинины освободили дом в Хоромах, переселились в пустующую избу соседней деревни Дерягино. Ждали, когда дети окончат третью четверть в школе. Затем поехали на станцию Боровичи. Потом в Дно. Потом в Скугры. Где отец находил-таки денежные средства, для членов его семьи осталось тайной.
 
Вновь на родине
 
В Скуграх Калинины поселились в доме старшей сестры отца Татьяны Сурехиной. В ее семье все дети уже были взрослые, работали и получали зарплату. В Скуграх Михаил Калинин закончил четвертую учебную четверть и стал работать вместе с отцом. Они восстанавливали ограждение яблоневого сада и парка имени Лебедя (около 100 погонных метров). Заготавливали в лесу жерди для слег и колья для частокола, их ошкуривали, крепили на гвозди. Парк в то время принадлежал Скугровскому колхозу.
Летом Калинины перешли жить в бывший амбар, некогда принадлежавший маминым родителям, а потом и в дом. Начали возделывать огород. Родители стали работать в колхозе. Правда партийная ячейка колхоза считала, что Калинины не достойны чести носить звания «колхозник». Но хороший забор вокруг парка, сделанный этой семьёй, сохранил в колхозе урожай яблок. Яблоки были удачно проданы заготовительной конторе. Колхоз тем самым не только заработал денег, но и выполнил план поставок. Калининых за забор отблагодарили: на правах аренды выделили из колхозного стада выбракованную корову, а отцу доверили проводить ремонт ржавеющих под открытыхм небом косилок и жнеек, конфискованных у местных кулаков, потом работать на них в сенокос.
Дети Калининых наготовили к зиме дров, успешно учились в Скугровской школе. Так семейство Калининых вошло в страшный 1937 год, когда в стране начались репрессии. Не обошли стороной они и семью нашего героя.

Часть 3. Боль репрессий

«За всю свою историю человечество не переживало такого унижения, оскорбления и издевательства, которое творится здесь», – так своей семье Василий Михайлович Калинин писал из Сыктывкарского исправительно-трудового лагеря (ИТЛ).
 
Эти слова его сыну Михаилу (90-летнему герою настоящей публикации) до сих пор трудно воспроизводить. Отца арестовали в 1937-м, когда Михаилу было 13 лет. На бортовой грузовой автомашине приехали человек пять-семь. Все в форме Государственного политического управления (ГПУ). Была суббота. Заканчивался солнечный августовский день. В семье Калининых мужчины мылись в бане.
 
«ГПУшники явились с наганами в руках и едва не голого увели отца из дома. Когда я пришел из бани в дом, отец сидел на полу под охраной, а в доме шел обыск. Листали школьные учебники и книги, полученные мною за успехи в учебе. Больше
всего пострадал шкафчик, где хранились мои фотопринадлежности: их выбрасывали прямо на пол».
 
Утром на следующий день Михаил с братом Сашей дежурили у районной милиции в Дно, надеясь увидеть отца, которого должны были отправить поездом в Ленинград. Дети наблюдали отправку арестованных в течение нескольких
дней. Но отца среди этих людей не было.
 
Люди трех категорий
 
На протяжении полувека никто в семье Калининых не знал, что конкретно произошло с отцом. И только в 1989 году, когда его реабилитировали, из постановления прокуратуры Псковской области стало ясно, что Василий Михайлович Калинин был репрессирован на 10 лет ИТЛ постановлением тройки Ленинградской области 25 сентября 1937 г. по статье 58-10 УК РСФСР (за контрреволюционную деятельность: пропаганду и агитацию).
 
«Мой отец, находясь на свободе, никогда не осуждал действия существующей власти и был уверен, что коммунисты – единственная организационная сила, открывшая доступ к образованию всему народу… Какая же «тройка» могла сделать из него антисоветчика?.. Кто конкретно репрессировал моего отца – до сих пор огромная государственная тайна…»
 
В мемуарных записях 90-летний Михаил Васильевич пишет:
 
«Как проходил процесс рассмотрения дел тройками, мне рассказывал в 1951 году сослуживец, тогда полковник, начальник городского отделения милиции. В 1937 году, ему, начинающему службу в органах, приходилось докладывать заседанию тройки списки содержащихся в камерах и подлежащих репрессированию. Свои решения тройка делила на три категории. Первая категория – лица, подлежащие расстрелу сразу. Вторая категория – лица, получившие 10 лет ИТЛ без права переписки; они подлежали расстрелу по прибытии в лагерь. Третья категория – лица, получившие 10 лет ИТЛ. Когда по списку оглашалась очередная фамилия арестанта, областной прокурор выкрикивал: «Первая». Это означало, что человек будет расстрелян в ближайшие сутки. Если говорил «третья», это означало, что человека увезут в исправительно-трудовой лагерь. Первый секретарь обкома ВКП(б) при этом делал одобрительные кивки в сторону прокурора. На лице начальника ГПУ какие-либо реакции отсутствовали. Наверное, лица, получавшие «первую» и «вторую» «категории», до «тройки» слушались по партийной линии, и прокурор лишь дублировал ранее принятые решения. По «третьей» «категории» шли люди, не совершавшие чего-либо преступного. Своей судьбой они должны были держать в страхе и ужасе оставшуюся на свободе часть населения».
 
Сын врага народа
 
В конце третьей учебной четверти 1938 года Михаила Калинина исключили из Скугровской школы. Его обвинили в оскорблении школьного парторга – учительницы, преподававшей литературу. За первое полугодие у Михаила по всем предметам были «пятерки». Но парторг школы посчитала, что оценки незаслуженные. Среди учителей началась ссора.
Парторг пыталась убедить учителей, что сыну врага народа нельзя ставить «отличные отметки». Физик и математик посчитали действия парторга глупостью. Самым простым «решением» конфликта стало обвинения мальчика в грубости. Узнав об отчислении из школы, Михаил сбежал из дома. Пятнадцатилетний подросток оказался в Ленинграде. Там он прошел свою первую школу беспризорника.
 
Осенью Михаила приняли в Скугровскую школу обратно. Физик и математик в ней уже не работали. Говорили, их арестовали…
 
«Но клеймо «сын врага народа» неотлучно ходило за мной…»
 
В декабре 1940-го нашего героя приняли на работу в Ленинградский геологоразведочный трест техником-топографом. Трест арендовал для сотрудников этаж дома в поселке Ольгино (сейчас это Приморский район Санкт-Петербурга) за Лахтой (в настоящее время тоже район города). В январе 1941-го Михаил начал учёбу в геодезической группе вечернего института, созданного при тресте. Также был зачислен в топографическую группу экспедиции в Плесецкий район Архангельской области. Ее сроки планировались с 20 (21) мая по 12 ноября 1941 г. Если бы не Великая Отечественная война…

Часть 4. Скугры в Великую Отечественную войну

В Скуграх в начале 1941 года было около 150 дворов. «Веселая была деревня. Вечерами собирались группами на улице. Танцевали под гармошку, балалайку. Пели». Население деревни, особенно молодая его часть, работало в железнодорожных службах станции Дно и в колхозе «Красные Скугры». Много молодых людей работало на предприятиях и училось в Ленинграде. Советскую власть в деревне представлял Скугровский сельсовет. Большую часть деревни составляла молодежь. Семьи были многодетными: 6-9 детей не было редкостью. С началом войны Скугры притихли. Казалось, люди перестали доверять друг другу. Пополз-ли нехорошие слухи. Все руководство колхоза во главе с председателем Грачевым сбежало.
 
«Дом отдыха»
 
Немецкие солдаты в Скуграх (после захвата Дно) появились не сразу, но быстро заняли всю деревню. Для себя они построили целый городок, где отдыхали военные, пребывающие с фронта, преимущественно со Старой Руссы. В этом «доме отдыха» работали военнопленные Советской Армии и жители деревни. По воспоминаниям М. Калинина, такие «фронтовые» немцы-военнослужащие хорошо относились к местному населению: приглашали в клуб, позволяли купаться в купальне. И только отдельные начальники, которых солдаты называли «эс-эс», кричали на местных жителей и гнали с городка. Большинство немецких солдат было верующими. Они приходили в скугровскую церковь и страстно молились. Особенно перед отправкой на фронт.
Для охраны своего городка немцы стали вербовать молодых мужчин. Отказывающимся угрожали отправкой в Германию или на фронт. В 1943-м году Скугры и Дно инспектировал немецкий генерал Буш. Одетый в красный плащ на белой подкладке, он вызывал трепет и у немецких военнослужащих, и у местных жителей. Говорили, что он командует войсками под Старой Руссой, а впоследствии был казнен за участие в покушении на Гитлера.
Появился в Скуграх от немецкой администрации агроном Петр Локтев. Он был местным. Он контролировал сельскохозяйственные работы в деревне. Осенью часть собранного урожая население должно было сдать немцам и обязательно посеять озимые.
Жителей Скугров вскоре начали агитировать ехать работать в Германию. Добровольцев не находилось. Тогда собрали молодежь в доме Сорокиных, заперли входные двери. Утром под конвоем всех везли сначала в Дно, потом в Германию. С этого события начались в деревне аресты, стали говорить о партизанах…
 
Скугровский Сталин
 
В это самое время местные жители в Скуграх на грядках выращивали табак. Для партизан. Да и зерно, которое они обязаны были ссыпать в немецкий склад, в значительном количестве переправлялось партизанам. За пропажу зерна неоднократно бывали биты в комендатуре кладовщики. Но исчезновение продолжалось. Большая часть скугровского зерна достигла блокадного Ленинграда.
В заболоченный лес между деревнями Озёрово и Щиленка (его называли Конотопицей) стала тайно уходить молодёжь – в партизаны. О том, чем они занимались, оставшиеся в деревне почти не знали. Но слухи ходили. Главным героем слухов в оккупированных немцами Скуграх был партизан Ваня Сталин. Его настоящее имя – Иван Степанов. Он был родом из староверской деревни Чубаково. Учился в скугровской школе. Учился плохо: в каждом классе просиживал по два года. Кличку «Ваня Сталин» получил в классе четвертом или пятом, так как был самым большим учеником. Также говорили о небольшом партизанском отряде Коли Холодова (он был сам из Скугров).
 
Под страхом смерти
 
Осенью 1943-го в Дновском районе появились особые команды немцев по сжиганию деревень. Местные покидали родные дома, бежали в леса, сооружали окопы, землянки, шалаши и жили в них. Калинины ушли прятаться в деревню Черевково. Она была расположена в глухих лесах. В 12-ти километрах от Скугров. Но немцам удалось добраться до них с помощью «проводника» (предателя – авт). Фашисты выстроили всех в колонну и повели обратно в Скугры. Люди шли ночью в сильную пургу. В Скуграх всех закрыли в церкви. Машу Калинину немецкий офицер взял с собой на ночлег в избу, где жила скугровская учительница. Учительница выпустила раздетую Машу через двор. Из церкви народ освободила Анна Чижикова. Она сделала это под страхом смерти. Ещё с довоенных времен хранила церковные ключи. Когда тайно открыла замки, народ разбежался, куда мог.
 
Мама
 
Мать Михаила Калинина Прасковья Ивановна с детьми «ринулась» в Конотопицы. Она предполагала, что именно там, в партизанском отряде, находился один из ее сыновей – Александр. Но «напала» на немцев. Фашисты Калининых конвоировали снова в Скугры. Мать убили как партизанскую шпионку. Это случилось 6 января 1944 г., в
 Рождественский сочельник, в деревне Ручьи. Её труп обнаружил в снегу Белов (житель Ручьев). Он сообщил об этом в Скугры. Сын соседки Калининых Акулины Павловны инвалид Александр привез труп на Скугровское кладбище. Но похоронить Прасковью Ивановну на нем не смог. Немцы обстреливали кладбище из пулеметов. Труп увезли в лес. Там похоронили. Без гроба. Без похорон.
 
Сестры
 
Старшая сестра Михаила Калинина Людмила в 2008-м вспоминала: «Я, Глаша и Катя Павлова от церкви пошли по Скугровским улицам, дошли до немецкого городка, где нас остановили немцы, разбирающие строения. Мы вошли в городок, как бы в туалет, а кругом темнота, пурга, снег. Мы нырнули в темноту. Снега в ту зиму было очень много. Отлежавшись в сугробе и убедившись по звукам, что немцы уехали, мы пошли в Конотопицы к партизанам, но попали в Смольницкое болото. Уже думали, что утонем, но к утру вышли на островок деревни Озерёво. Там встретили сестру Машу, мокрую, замерзающую. Да и мы были мок-рые по шею. Подобрали нас ребята из отряда. Высушили, накормили и увели в лес. В партизанском лагере встретили брата Женю. Бежавшая с нами Катя Павлова вскоре, встретив наши войска, ушла воевать, добивать немцев. Так же поступил и брат Александр».
Деревню Скугры немцы сожгли 6-7 января 1944 года. Ближайшие к Скуграм деревни жгли с осени 1943-го. Свой городок в Скуграх немцы стали разбирать и материал увозить в декабре 1943-го. Потом сожгли Дно. Задание немецкого командования – превратить Дно и его окрестности в пустыню – было выполнено.

Часть 5 (заключительная) Послевоенные годы

В годы Великой Отечественной войны Михаил Калинин был топографом артиллерийского полка и провел всю войну на фронтах Крас-ной Армии в разных частях Советского Союза.
24 октября 1945 года эшелон 111 артиллерийского полка 224 стрелковой дивизии, где служил Михаил Калинин, прибыл на станцию Шуя в 23 часа. «Еще находясь в вагоне, т. е. когда состав медленно втягивался на станцию, я услышал, что из 10 человек, посланных ранее в Шую, 3 человека находятся в госпитале с венерическими заболеваниями». Температура воздуха была тогда минус 20. На земле лежал снег. Когда колонна, в которой был Михаил Калинин, проходила мимо фабрики «Шуйский пролетарий», улицу запрудила толпа женщин со стеклянными банками в руках. Им пояснили, что это вышла из цехов вечерняя смена. В банках работницы несли часть своего обеда детям. На ногах у женщин были какие-то белые чулки. Потом Михаил Калинин узнал, что эта обувь изготовлялась из ровницы, полуфабриката пряжи. Таковы его первые впечатления о Шуе.
В военном городке их разместили в артиллерийских складах, не имеющих никакого отопления. Единственной мебелью были сплошные нары из нестроганных досок. Но большая плотность человеческих тел всё же создавала температуру в казематах минус 3-5 градусов. Основное здание военного городка занимало Ютославское военное училище. 27 октября командование полка направило Михаила Калинина в Шуйский городской совет с целью представиться местной власти и установить возможность получения там плана города. Власти приняли его любезно, а подробного плана города у них не оказалось. В 1941 году подобные документы были уничтожены. Но разрозненные планшеты сохранились, и с 28 октября Калинин начал готовить план города масштабом 1:5000. Работал Михаил Калинин в кабинете городского землеустроителя. Работа у него шла не очень быстро и 2 или 4 ноября он был приглашен на праздничный вечер сотрудников горсовета по случаю очередной годовщины Октябрьской революции.
Утром 19 ноября Михаил Калинин должен был уехать из Шуи в Ленинград. Он остался ночевать в семье Прасковьи Ивановны Степановой и провел ночь с дочерью Людмилой Павловной.
Утром 19 ноября семейство Степановых посадило Михаила Калинина в поезд, идущий в Бологое. Там ему нужно было пересесть в поезд, идущий в Ленинград. Его попутчиком в поезде был Прокофьев, сержант одного из дивизионов 111 полка. Он был отчислен из армии как учитель и ехал преподавать в Гатчинский район. С ним наш герой решил из Бологое заехать в Дно и навестить в Скуграх его сес-тер и брата. Приехав на родину, они увидели родственников, которые жили в землянке, сооруженной на месте, где когда-то стояла изба бабушки Маши. Побыв там несколько дней, Михаил Калинин и Прокофьев отправились в Питер.
«Питер встретил меня неласково. Геологический трест размещался в поврежденном бомбежками Апраксином Дворе, и руководству треста было не до меня». Калинину посоветовали ехать в Новосибирск, где была большая нужда в специалистах. В пригороде Новосибирска жила знакомая ему по службе в армии девушка Аня. Она служила в инженерных частях Ленинградского фронта. В январе-апреле 1945 года их подразделение готовило гранитный щебень в Каменногорске, в 25 километрах от которого дислоцировалась 224СД. Аня командовала взводом подрывников, в котором служила родственница Михаила Калинина Полина Чижикова. «Она и познакомила меня с Аней как с порядочной девушкой. Мы с Аней влюбились друг в друга, но близких отношений у нас не было. Когда я явился в дом Ани, она рекомендовала меня родителям как будущего своего жениха».
Три дня «жених» оформлял дела в военкомате, получал паспорт и прописку в милиции, на четвертый день был принят на работу старшим техником в Сибтранспроект, где директором тогда был Павлов, а главным инженером Иван Хвостик. «Мне выдали удостоверение железнодорожника с правом бесплатного проезда на всех поездах Томской железной дороги (включая локомотивы); новый полушубок; новые валенки; утепленные японские брюки.
Дня через два он ехал в мягком вагоне с опытным проектировщиком путейцем Викентием Новицким в город Бийск, для разработки проекта упорядочивания подъездных железнодорожных путей к заводу, изготовляющем снаряды и мины, также разрабатывать проект ветки к спиртовому заводу. В марте они окончили полевые работы в Бийске и вернулись в Новосибирск, где Михаил Калинин из писем сест-ры узнал, что Людмила Павловна Степанова приезжала в Скугры и его искала, чтобы сообщить о своей беременности.
Вскоре Михаил Калинин снова уехал на полевые работы. Сибтранс-проект получил задание на проектирование водоснабжения участка железной дороги, проходящего по Тюменской области. Предполагалось проложить линию водопровода от реки Иртыш до станции Маслянская. Местность там болотис-тая и изыскания нужно было выполнить до таяния снега. Экспедиция ехала в собственном пассажирском вагоне. «Выбрав место забора на реке Иртыш, и произведя топографическую и геологическую съемки района, трассы водовода и станции Маслянской, в начале мая 1946 года наш экспедиционный вагон был установлен в путиках станции Новосибирск».
Понукаемый руководством, Михаил Калинин быстро работал над составлением топографического плана для проекта водоснабжения станции Маслянская в масштабе 1:2000, а это более 20 листов. Неожиданно его позвали к главному инженеру Ивану Хвостику. «Он сказал, что в обкоме партии получено письмо маршала артиллерии Воронова с просьбой разыскать меня и направить по месту прежней службы в армии. Вот так снова попал я в Шую». 18 августа 1946 г. у Михаила Калинина и Людмилы Павловны родилась первая дочь – Ирина. Началась уже другая жизнь в Ивановской области, где Михаил Калинин живет до сих пор.
 
Назад на родину
 
Из представленных в редакцию воспоминаний Михаила Калинина следует, что он приезжал в Скугры в первый свой отпуск летом 1947 года. Тогда местные жители стали просить его перенести прах матери, убитой немцами и захороненный в лесу, на сельское кладбище. Большую помощь оказал старый друг по школе Петр Александ-рович Чижиков. «C ним мы из кус-ка дюймовой широкой доски, длиной чуть больше метра и некоторого количества ящиков, с помощью нарубленных из проволоки гвоздей – соорудили что-то похожее на гробик для ребенка. Обнаружить могилу в зарослях нам помог крест из кольев. Мысленно попросив разрешения у покойницы, мы приступили к раскопке. Снимая осторожно лопатами слой за слоем грунт, на глубине чуть больше метра мы обнаружили труп. Любой верующий в Бога человек, посмотрев в этот момент в открытую могилу на лежащие там останки женщины, сказал бы, что она была верующая православная христианка. Было видно, что на правой руке застыло четырехперстное сложение пальцев. До последних мгновений жизни она осеняла себя крестным знаменем».
Когда Михаил катил тележку со скорбным грузом по деревне, с разных сторон к нему стали подбегать жители Скугров. Люди оставляли работу на поле и спешили отдать последнюю дань односельчанке, погибшей от рук оккупантов.
Михаил Калинин приезжал в Скугры еще несколько раз. По словам Александры Николаевны Калининой (жены брата) – последний раз он был на родине где-то в 1980-х гг., уже со второй женой. Он вырастил троих детей, сейчас воспитывает более двух десятков внуков и правнуков. Но до сих пор звонит в родную деревню и интересуется ее жизнью.